— Что там за чепуха в твоей голове?
— Не спеши так считать. Ты ведь знаешь поговорку: «Любишь меня — люби и мою собаку»? Ну, не обязательно собаку, возможно, кошку или кто там еще бывает?
— Ну знаю. И что?
— А как насчет «Любишь меня — люби и мою игуану»?
Кайра аж подпрыгнула от удивления.
— Неужели Элвис? — и уставилась на коробку на переднем сиденье.
— Он.
— Но ты же сказал, что Топор из него что-то приготовил?
— Я этого не говорил. Ты не так поняла. Я отдал его Топору, а тот побоялся вернуть его Игги. Тогда я забрал Элвиса домой. А потом началась наша история, и я больше не бывал в баре.
— И все это время он жил у тебя?
Коул кивнул.
— И сидел в коробке тогда в спальне?
Коул опять кивнул.
— Мне и в голову не могло прийти. Надо же.
— Надо уметь прятать ящериц.
— Почему же ты не выпустил Элвиса на свободу?
— Выпустил. Да он вернулся обратно.
— Между прочим, Игги обещал награду за его возвращение. Он и не знает, что ты стащил его, — рассмеялась Кайра.
— Я не воровал. Все получилось само собой, я же объяснил. А у Игги теперь новый любимчик — питон. И Игги теперь не Игги, а Снейк.
— Боже, как романтично! Черт с ним, с Игги! А этот Элвис останется здесь с тобой?
Коул потрепал ее по плечу.
— Ну, Кайра! Он же в некотором смысле помог нашему сближению. Он теперь как талисман.
— Ничего себе талисман. Пожирающий сверчков.
Тут Коул притянул ее к себе и, хитро улыбаясь, сказал:
— Слушай, а если я поклянусь, что больше никогда в жизни ты не увидишь сверчка, ты наконец разрешишь мне войти в дом?
— Да ну тебя! Я только этого и жду.
Обнявшись, они пошли к крыльцу. Уже в холле Коул спросил:
— Где твоя спальня?
— Наша спальня наверху.
Коул взлетел вверх по лестнице и остановился в дверях спальни, пораженный увиденным.
— Ага, детка, вижу, ты ждала меня. Тут кругом шелк. Но почему красного цвета?
Кайра потянула его за руки к кровати:
— Черные полосы в нашей жизни кончились.
— Опять ты чем-то расстроена, — сетовала хорошенькая девушка, с улыбкой глядя на свою подругу. — Что с тобой происходит? В последнее время у тебя такое грустное лицо, а взгляд…
— Ты преувеличиваешь, — отмахнулась та, тщетно пытаясь скрыть волнение.
Но это было правдой: каждый визит в больницу, где работала подруга, вызывал у нее поток воспоминаний о том дне, когда она повстречала мужчину своей мечты. Она помнила каждое слово их короткого разговора и, казалось, до сих пор ощущала характерный запах здорового мужского тела, исходивший от него. Она никому не раскрыла секрета той ночи, хотя порой ей очень хотелось поделиться переживаниями с подругой. Его образ снова и снова появлялся у нее перед глазами. Особенно ночами — каждую ночь уже несколько месяцев подряд. Она все время думала о нем. Такие переживания знакомы многим женщинам. Не всем — только тем, кому посчастливилось влюбиться по-настоящему. Значит, посчастливилось и ей. Посчастливилось? Горькое счастье…
— Завтра День благодарения, а там и Рождество скоро, — прервала подруга ее мысли.
Какой-то водитель, обгоняя их, раздраженно сигналил — обычно они добирались до дому на автобусе, но сегодня, чтобы сэкономить время, решили взять машину. Девушки снимали двухкомнатную квартиру в двухэтажном особняке, словно перенесенном сюда из фильма «Унесенные ветром» и выгодно отличавшемся от современных домов со стандартными квартирами.
— Как быстро пролетел год…
Они ехали по Десятой улице в центральной части Нового Орлеана в огромном потоке машин: город готовился к празднику. Вокруг царила предпраздничная суматоха, но Рут, погруженная в свои мысли, ничего не замечала.
— Сегодня ко мне заходил Леон, — как бы между прочим сообщила Клер.
— Неужели? Наверное, началась Третья мировая война.
Леон, брат Рут, работал в одной больнице с Клер, и в том, что он иногда к ней заходил, не было ничего удивительного. Уже три года они трепали друг другу нервы, и Рут не могла понять, что же их притягивает. Объяснения типа «они любят друг друга» казались ей банальными. Леон и Клер были медиками: она — медсестрой, он — хирургом. Поэтому понятие «милосердие» не было им чуждо. Но стоило им оказаться вместе, между ними возникала самая настоящая война. Когда-то Рут думала, что они могут стать чудесной парой, но, наблюдая их нескончаемые ссоры и скандалы, она потеряла всякую надежду.
— И что же он тебе сказал?
— Как всегда. — Клер задумчиво смотрела на дорогу.
— Он снова спрашивал, когда тебе надоест играть в медсестру?
Леон любил поддразнивать Клер: ее родители были людьми состоятельными, занимали видное положение в обществе. Для Клер деньги не играли большой роли, но Леон как будто не верил этому и потому вечно цеплялся к ней.
— Иногда мне кажется, что твой брат ненавидит меня, — тихо проговорила Клер, с преувеличенным интересом разглядывая проезжавшую мимо машину.
Легкая тень досады в голосе подруги заставила Рут обернуться.
— Не принимай это так близко к сердцу. Ты же знаешь, Леон — добрый, просто иногда на него находит. Он и надо мной смеется, говорит, что торговые агенты ничего не делают, только рассылают по почте всякие брошюры. Но это не так, уж поверь мне…
Клер устало покачала головой. Рут решила при случае поговорить со своим старшим братцем: он должен перестать мучить ее лучшую подругу.
Клер была младшим ребенком в семье и не привыкла к такого рода обращению. Ее отец, владелец крупной фабрики кондитерских изделий, баловал дочь, как мог. Брат был намного старше и, наверное, поэтому никогда не обижал ее. Рут же выросла в компании четверых братьев и, беря с них пример, слыла сущим бесенком.